Новини

з відважним хлопцем:

Староста третьего курса исторического факультета Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, в марте вернулся на учебу, но признался: если война не окончится, летом снова отправится на линию огня

В Киеве Василий не носит камуфляж — не бравирует своим боевым опытом. На встречу, назначенную в университетском парке возле памятника Тарасу Шевченко, пришел самый обычный юноша — в пальто и элегантных черных туфлях. «Бороду сбрил, — улыбается студент. — Был такой заросший, что любимая меня даже не узнала…» Совсем недавно Вася вернулся из зоны АТО, куда отправился добровольцем. Если бы не учеба, он наверняка остался бы в рядах батальона ОУН.

— В апреле-мае прошлого года я две недели был в Луганской области в рядах Национальной гвардии, — говорит Василий Ютовец. — Нес службу на блокпостах на дороге Изюм — Славянск. Войны толком не видел, хотя и в нас стреляли, и самим приходилось. Но то были случайные стычки с пьяными местными… Правда, за это время я усвоил, что такое дисциплина, правильное обращение с оружием. Получил полезный опыт, который очень пригодился нынешней зимой.

Вернувшись, Василий стал активным участником создания в родном университете студенческой гвардии. Преподаватели-офицеры проводили занятия с ребятами, приглашали инструкторов, которые участвовали в боевых действиях и могли объяснить, к чему нужно быть готовым, отправляясь в зону АТО.

— Мои родители живут в Николаевской области, — продолжает Василий. — Приехав домой на Новый год и Рождество, я сказал, что собираюсь в зону АТО. Мама пыталась отговаривать, но у меня такой характер: если решил что-то, обязательно сделаю. Родителям ничего не оставалось, как меня поддержать. А сейчас, вернувшись с войны, чувствую, что отец мной гордится.



Сейчас Василий Ютовец исправно ходит на занятия, хотя и продолжает готовиться к возвращению на передовую сразу после сессии


— Почему вы выбрали батальон ОУН?

— Поскольку я учусь, не могу подписывать контракт с Министерством обороны. Оставалось два варианта — ОУН и «Правый сектор», так как это добровольческие батальоны. Кроме того, наша студенческая гвардия знала командира батальона ОУН Николая Кохановского. С августа, с тех пор как подразделение воюет на передовой, погиб только один его боец. Это показатель организованности. Таким образом мы выбрали, где служить. В январе прошли подготовку в лагере ОУН, а в феврале поехали в Пески — пригород Донецка.

— Кто еще из студентов отправился на войну?

— Нас было пять человек. С исторического факультета — я и пятикурсник, с мехмата — 18-летний паренек и двое радиофизиков — с четвертого и пятого курсов. В Пески мы прибыли первого февраля. Попали на место дислокации — и наши два джипа сразу же обстреляли из 120-миллиметровых минометов. Когда мы выскочили из машин, бойцы батальона поприветствовали нас: «Добро пожаловать в ад!»

— Страшно было?

— Это чувство присутствует всегда, но оно может по-разному отразиться на человеке. Здоровый страх, осторожность помогают сохранить жизнь, а панический ужас может сожрать изнутри. Никогда не забуду первый день пребывания в Песках. Поселок разделен дорогой на две части: с одной стороны находилась наша точка, а с другой — штаб батальона. Перед выходом на задание мне нужно было к руководству. Я стоял в полном обмундировании — в бронежилете, с автоматом, разгрузкой с несколькими магазинами, рюкзаком, — и тут мне говорят: «Ты ни в коем случае не иди через дорогу, только беги!» Почему? Зачем с таким весом бегать? Но я не ослушался — сделал, как советовали. Когда побежал, услышал за спиной пулеметную очередь — дорога простреливалась врагом.

Для адаптации в новых условиях понадобилось дня три. Нас накрывали «Градами», постоянно «утюжили» из минометов, не говоря уже о пулеметах и автоматах. Это же был период, когда наши «киборги» только-только вышли из аэропорта. «Дээнэровцы» пытались войти и в Пески. Понимал тогда, что могу не вернуться домой или остаться инвалидом.

— Часто звонил близким?

— Там нет мобильной связи. Да и мой телефон сломался в первые же дни. Пока его не починили, никому не давал о себе знать. Уезжая, предупредил родителей, что буду в Красноармейске и что там не всегда можно позвонить. Когда уже приехал домой, отец сказал: «Я сразу догадался, где ты, именно потому, что не звонил, ведь все знают: в окрестностях Донецка нет связи».

— Какое самое яркое впечатление у тебя осталось от пребывания на войне?

— Там, в Песках, много собак. Все они упитанные — их хорошо кормят наши бойцы. Как-то дорогу перебегал пес и тащил что-то в зубах. Я не сразу понял, что это была… человеческая голень. В Песках уже не осталось ни одного целого дома. А ведь это пригород Донецка, люди строили загородные дома с бассейнами, каминами… Заходя в некоторые из особняков, обращал внимание на оставшиеся семейные фотографии, детские игрушки. А как-то искали трубу для печки-буржуйки, зашли в здание, от которого осталось всего три стены — на одной из них висела фотография, а рядом был кровавый отпечаток руки… От этой картины стало жутко.

— Ты изменился после того, как побывал на передовой?

— У меня сильно развился слух. Ведь на передовой, несмотря на все усилия волонтеров, по-прежнему не хватает тепловизоров. Вот и сидишь на посту ночью, сжимаешь в руках автомат и превращаешься в одно большое ухо. Как-то, когда в нашу сторону дул ветер, я даже хорошо услышал возглас «Аллах акбар!», после чего на нашу позицию прилетел заряд РПГ. А однажды ночью в тепловизор рассмотрел зайца — на завтрак у нас было отличное рагу…

Мои друзья отмечают, что, вернувшись с войны, я веду себя не так, как раньше, — стараюсь ходить как можно ближе к стенам домов. Просто на подсознательном уровне боюсь, что из окна что-то вылетит…



Этот снимок сделан в феврале в Донецкой области. Вася говорил родителям, что находится в Красноармейске, а на самом деле защищал Пески, которые сепаратисты хотели захватить после полного разрушения Донецкого аэропорта


— Чего тебе не хватало в зоне АТО?

— Морально я был готов ко всему, поэтому не обращал внимания на какие-то бытовые сложности. Погода была плохая, земля размокла. Идешь на пост в полусогнутом положении не только потому, что так нужно, но и под тяжестью бронежилета, а на ноги с каждым шагом налипает все больше грязи. Кажется, на тебе не берцы, а пудовые гири.

По-настоящему не хватает информации. У нас был телевизор, ловил шесть каналов — все российские и «сепарские». Украинской информации нет. Поэтому мы, двое историков, в свободное время проводили политинформацию, беседовали с бойцами, отвечали на их вопросы. Все же наш Киевский национальный университет находится в фарватере исторической науки, дает хорошие знания. Нас, студентов, слушали 30-, 40-, 50-летние мужики.

— Поступить на исторический факультет было твое решение?

— Да, я сделал выбор еще во время учебы в школе. У нас дома много исторической литературы, которую я с упоением читал.

— Кто по профессии твои родители?

— Мама — телефонистка, а отец — инженер-строитель. Кстати, я наполовину русский: мама родом из Иркутска, а отец — из Ровенской области. Но моя родина — Украина, и я считаю своим долгом ее защищать. Кроме того, думаю, что жителей Донецкой и Луганской областей, которые поддались телевизионной пропаганде, можно перевоспитать. С ними нужно разговаривать, им необходимо объяснять, что происходит в стране, показывать исторические процессы, которые пережила Украина. Это следует делать уже сейчас в освобожденных городах, прифронтовых селах и поселках. Практически в каждом вузе есть исторический факультет. Преподаватели и студенты, даже старшеклассники могут проводить уроки в детских садах, школах Славянска, Дзержинска, Артемовска, Волновахи… Если подрастающее поколение сейчас не направлять в нужное русло, потом будет поздно.

— Сложно было возвращаться в мирную жизнь?

— Есть ощущение на занятиях, что теряю время, что все вокруг обсуждают вопросы, о которых мало кто имеет представление. Как-то на лекции преподаватель рассказывал, какое оружие использовалось во время войны в начале ХХ века, о крупнокалиберных пулеметах Владимирова. Тогда я достал из сумки отстрелянный патрон от этого пулемета и показал, как он выглядит.

— Изменились отношения с ровесниками?

— Некоторые говорят, что тоже хотели бы пойти воевать. Но одних слов мало — нужно что-то делать, готовиться, тренироваться, заниматься. Понимать, куда можно поехать, где будешь полезен. Меня раздражает, когда на улице пьяный футбольный фанат выкрикивает известную фразу про Путина. Спрашивается, чего ты кричишь? Что за «ура-патриотизм»? Лучше делай что-то, а не пей. Я спокойнее стал относится к выяснению отношений, мелким ссорам. Все это ерунда. А вот то, что близкие мне люди постоянно прикасаются ко мне, обнимают, немного напрягает. Я понимаю: они хотят убедиться, что я жив и цел… Но ведь так и есть.

— У всех бойцов есть позывные…

— Меня называют «Одиссеем». Для этого имени есть две причины. Во-первых, люблю читать Гомера, а во-вторых, я родом из города Новая Одесса. В мужском роде получается «Одиссей».

— Созваниваетесь с бойцами батальона?

— При первой же возможности, ведь со многими сдружился. Да и мысли все там, на фронте. Ребятам нужна подмога. Сдам сессию — и снова поеду туда. Поверьте, к лету это все не окончится… Чтобы быть готовым в любой момент вернуться в строй, продолжаю заниматься с инструкторами, поддерживаю физическую форму, слежу за питанием. Пять лет во время учебы в школе занимался легкой атлетикой. Затем увлекался модным воркаутом. Постоянно хожу в тренажерный зал. Очень важно быть выносливым. Мне это пригодилось на войне. Например, чтобы несколько часов просто ходить в бронежилете, нужно иметь достаточно тренированное тело.

— Не похудел на войне?

— Нет. Я даже там следил за своим рационом.

— Как? Если бойцы жалуются, что иногда нет условий, чтобы готовить еду?

— В любой ситуации можно выстроить режим. Кроме того, поверьте, если есть выбор между тушенкой промышленной и домашней, останавливаются на домашней. На передовую передают множество круп — нужно только не лениться сварить кашу или просто запарить кипятком. Овсянка, гречка — с этим проблем не было, спасибо волонтерам.

— Вы с ребятами из университета получили удостоверения участника боевых действий?

— Нет, — удивил меня ответом Василий. — И вряд ли их получим.

— Почему?

— Потому что мы не числились ни в каких списках, официально нас не принимали в батальон, как многих добровольцев в этом подразделении. Кто-то приезжает защищать Украину, оформив на работе отпуск, кто-то — взяв отгулы, а мы таким образом провели каникулы. У батальона нет юридического статуса, позволяющего получить затем льготы и «корочки». Никому из воюющих под знаменем ОУН не платят зарплату, как бойцам подразделений, подчиняющихся Министерству обороны или Министерству внутренних дел. Но мы же не за этим ехали. Хотя, конечно, хотелось бы иметь подтверждение того, что я был в Песках, воевал. Идут разговоры, чтобы наш батальон вошел в состав 93-й бригады — тогда, возможно, будут решены некоторые формальности.

— У вас с собой были обереги?

— Конечно! Как-то с преподавателем университета ездили в детский дом. Один из воспитанников дал ему сделанное своими руками сердечко из глины, разрисованное в цвета украинского флага. Узнав, что я уезжаю на войну, профессор подарил это сердечко мне в качестве оберега. А мама дала с собой пуховый платок серого цвета. Я его постоянно носил как шарф, накрывал плечи, когда было очень холодно.

Виолетта КИРТОКА, «ФАКТЫ»